Государи написали патриарху, чтобы
известить его о казни Хованского. Грамоту эту поручили полковнику Петру
Зиновьеву. Он с большим трудом спасся от ярости стрельцов, которые отвели
его к патриарху и заставили прочитать грамоту вслух. Их бешенство еще возросло,
когда они услышали о казни Хованского; они поклялись отомстить за нее кровью
и перерезать всех дворян.
Вернувшись, Зиновьев уведомил
государей о стрелецком бунте, что заставило их отправиться в Троицкую обитель.
Между тем, когда стрельцы сообразили, как их мало по сравнению со всем
войском, собравшимся вокруг государей, и узнали к тому же, что это войско
готово их защищать, то ярость стрельцов сменилась раскаянием. Они пошли к
патриарху и молили его заступиться за них, обещая в будущем не нарушать своего
долга и покорности. Патриарх горько укорял стрельцов за бунт, но все же
обещал им отправиться в Троицкий монастырь, чтобы просить государей о
помиловании их. Стрельцы просили, чтобы он не ехал туда сам, а послал вместо
себя архиереев, так как его отъезд повергнет их в уныние. Патриарх с трудом
добился помилования стрельцов; все же оно было им даровано под условием выдать
зачинщиков мятежа. Три тысячи семьсот стрельцов отделились от остальных и
просили дать им время приготовиться к смерти. Они простились со своими семьями,
надели веревки на шеи и понесли с собой топоры и плахи. В таком виде они
пошли к патриарху и снова стали молить его заступиться за них перед государями
и спасти им жизнь; они старались также склонить на свою сторону и
царевен. Царевны
и патриарх в сопровождении высшего духовенства направились к Троице, куда
пошли и стрельцы. Когда стрельцы прибыли, они были окружены войсками, и их
обыскали, ища спрятанного оружия. После этого стрельцы пали на колени перед
дворцом и положили головы на плахи.
Жены и
дети, пришедшие вслед
за стрельцами, взывали, к государям, царице и патриарху, моля пощадить их
мужей,