мере поднятым вокруг «Гимна»
шумом и, наконец, грубоватой игривостью выражений и образов
(Берков, стр. 208).
Не приходится удивляться, что при
такой популярности
«Гимн бороде» стал очень скоро известен членам Синода. Вполне
вероятно, впрочем,
что этому помог кто-либо из недоброжелателей Ломоносова. Возможно, например,
что Синоду донес на Ломоносова В. К. Тредиаковский, который незадолго до
этого, в конце 1755 г. , подал в Синод подобный «извет» на А. П. Сумарокова
(Б. Е. Райков, ук. соч. , стр. 268—269; ср. примечания к стихотворению
229).
Из не раз
упоминавшегося
доклада Синода императрице «о явившихся письменных пашквилях, хуливших
человеческие брады, стишками сочиненных» (ЦГИАЛ, ф. 797, оп. 97, №
180; ср. там
же, ф. 796, оп. 209, №205, Протоколы Синода, лл. 284—285; ф. 796, оп.
443, № 52, Журналы Синода, лл. 97 об. —99), видно, что Синод, узнав о
существовании «Гимна бороде», решил первоначально не давать делу официального
хода. В докладе говорится о «бывшем с профессором Академии наук Ломоносовым
свидании и разговоре». Дата «свидания» не известна, так как ни в журналах, ни
в протоколах Синода оно не оставило никакого следа. Из этого можно заключить,
что Ломоносов был не «потребован» в Синод, как тогда выражались, а приглашен
частным образом. Предполагалось, вероятно, на первый раз ограничиться одним
негласным внушением. Но внушению была придана чрезвычайно резкая форма:
Ломоносову
сказали, что он не только всех бородатых «персон», но и «тайну святого
крещения, к зазрительным частям тела человеческого наводя, богопротивно
обругал и чрез название бороду ложных мнений завесою всех святых отец учения и
предания еретически похулил» («Чтения в имп. Общестье истории и древностей
российских», 1865, кн. I, отд. V, стр. 60). При этом было
добавлено, что
«таковому сочинителю, ежели в чювство не придет и не раскается, надлежит как
казни божией, так и церковной клятвы ожидать». Как ни серьезна была
угроза, Ломоносов
не «пришел в чювство» и не раскаялся, а, дав волю своему
темпераменту, принялся
произносить тут же, в присутствии членов Синода, «ругательства и укоризны на
всех духовных за бороды их я. Предполагавшийся «разговор» перешел в перебранку.
Синод не стал бы, может быть, предавать ее огласке зная какие сильные при
дворе люди могут заступиться за дерзкого академика однако сам ^Ѵомоносов
усложнил дело ^)чень скоро после «свидания» с синодальными членами под свейіим
еіце по-видимому впечатлением от их выступлений он «таковой же другой
пашквиль
в народ издал в коем ___________ как писал Синод _______ мехкду многими
явными
у?ке духовному чину ругательствы безразумных козлят далеко
почтеннейшими, нежели
попов ставит» ^^то была эпиграмма «О страх! о ужас! гром!»
(стихотворение 228), где есть действительно такие
стихи"